И это не говоря уже о разнице в ощущениях (сколь бы поэтической натурой он себя ни считал) между гостиной, полной цветов и знаков женского присутствия, где все стулья были удобны, а на всех столах находилось место для разных очаровательных вещиц, и парадной гостиной в доме, где все занавеси обветшали, все сиденья отличались неудобством и где дух женской заботы более не придавал изящества строгой расстановке мебели. А также еда, легкая и хорошо приготовленная, гораздо больше отвечала его вкусу и аппетиту, чем обильные и тяжелые блюда, приготовляемые слугами в Хэмли-Холле. Осборна начинало беспокоить то, что он впадает в привычку слишком часто бывать у Гибсонов (и отнюдь не потому, что он опасался последствий своих отношений с этими двумя молодыми девушками, поскольку никогда не относился к ним иначе, чем дружески; факт его женитьбы постоянно присутствовал в его сознании и Эме слишком прочно царила в его сердце, чтобы он помнил, что кто-то другой может увидеть в нем возможного мужа), но время от времени его посещала мысль, не злоупотребляет ли он гостеприимством, на которое в настоящее время не имеет возможности ответить.

Но миссис Гибсон, пребывая в неведении об истинном положении дел, втайне упивалась тем, как притягательна была для него возможность приезжать так часто и праздно проводить долгие часы в ее доме и саду. Она не сомневалась в том, что привлекала его Синтия, и, если бы та была хоть немного более восприимчива к голосу разума, ее мать гораздо чаще, чем делала это сейчас, намекала бы на приближающийся, по ее мнению, критический момент. Но миссис Гибсон удерживала интуитивная уверенность в том, что если дочь поймет, что надвигается, и заметит ее тихие и осторожные усилия ускорить развязку, то своенравная девушка воспротивится всеми силами и средствами. При нынешнем же положении дел миссис Гибсон была убеждена, что чувства Синтии проснутся прежде, чем она сама это осознает, и в таком случае она не станет пытаться расстроить тонкие материнские планы, даже если они станут ей очевидны. Синтия уже встречала слишком многообразные проявления увлечения, восхищения и даже страстной любви, чтобы хоть на миг ошибиться в спокойном, дружеском характере внимания к ней Осборна. Она всегда принимала его, как сестра могла бы принимать брата. Совсем с иным чувством ей пришлось столкнуться, когда Роджер вернулся после своего избрания в члены совета Тринити-колледжа. Трепетная робость, с трудом сдерживаемый жар чувства очень скоро заставили Синтию понять, с любовью какого рода ей придется иметь дело. Она не облекала это понимание в слова — даже в глубине души, но поняла разницу в отношении к ней между Роджером и Осборном задолго до того, как ее заметила миссис Гибсон. Раньше всех, однако, обнаружила природу внимания Роджера Молли. В первый же раз, как она увидела его после бала, это сделалось явным для ее внимательных глаз. Синтия с того самого вечера казалась нездоровой, она медленно бродила по дому, бледная, с тусклым взглядом, и, при ее обычной любви к движению и свежему воздуху, сейчас ее невозможно было уговорить пойти прогуляться. Молли с нежным беспокойством наблюдала эту ее вялость, но на все вопросы — не переутомилась ли она от танцев, не случилось ли чего-нибудь, что ее раздосадовало, — Синтия отвечала апатичным отрицанием. Раз Молли упомянула о мистере Престоне и обнаружила, что эта тема для Синтии болезненна: лицо ее вспыхнуло, все тело напряглось, но, с трудом удерживая охватившее ее смятение, она лишь произнесла несколько резких слов, выражавших отнюдь не добрые чувства к этому господину, и попросила Молли никогда более не упоминать при ней этого имени. Однако Молли не могла представить себе, чтобы это означало нечто большее, чем крайнюю неприязнь ее подруги (разделяемую ею самой) к этому господину: в нем не могла заключаться причина нездоровья Синтии. Но это нездоровье длилось так много дней, упорно и беспеременно, что даже миссис Гибсон заметила его, а Молли решительно встревожилась. Миссис Гибсон считала молчаливость и апатичность Синтии следствием того, что та на бале «танцевала со всяким, кто пригласит». Очевидно, миссис Гибсон была убеждена, что партнеры, чьи имена помещены в «Книгу пэров Бёрка», и вполовину не способствовали бы такой усталости, и, будь Синтия вполне здорова, она отметила бы, вероятно, этот промах в материнской речи одним из своих саркастических замечаний. Когда же Синтия промолчала, миссис Гибсон потеряла терпение и обвинила ее в капризах и лени. Наконец, отчасти по настоянию Молли, обратились с мистеру Гибсону, и состоялся профессиональный осмотр предполагаемой больной, который был всего неприятнее для Синтии, тем более что, согласно заключению, ничем особенным она не страдала, имело место лишь общее понижение тонуса и угнетенное состояние тела и духа, что скоро будет вылечено с помощью укрепляющих средств, а пока что ее не следует побуждать к каким бы то ни было усилиям.

— Если я чего-то терпеть не могу, — сказала Синтия мистеру Гибсону после того, как он назначил ей укрепляющее средство при ее нынешнем состоянии, — так это того, как доктора заставляют пить столовыми ложками тошнотворные микстуры будто верное средство от печалей и забот. — При этих словах она засмеялась, глядя ему в лицо. Для него у нее всегда находилось приятное слово и улыбка, даже сейчас, в ее подавленном настроении.

— Вот как! Значит, ты признаешь, что у тебя «печали». Тогда давай заключим сделку: если ты мне расскажешь о своих печалях и заботах, я постараюсь найти какое-нибудь другое средство от них, вместо того, что ты изволишь называть моими тошнотворными микстурами.

— Нет, — краснея, ответила Синтия, — я не говорю, что у меня печали и заботы. Я это сказала вообще. О чем бы я стала печалиться? Вы и Молли так добры ко мне. — Ее глаза наполнились слезами.

— Ну-ну, не будем говорить ни о чем печальном, а ты будешь пить какую-нибудь сладкую эмульсию, чтобы замаскировать горечь микстур, к которым я все-таки вынужден буду прибегнуть.

— Пожалуйста, не надо. Если бы вы знали, как я не люблю эмульсии и маскировки! Пусть будет горько… и если я иногда… если мне приходится… если я сама не всегда правдива, я, право, люблю правдивость в других… по крайней мере, иногда… — Она закончила эту фразу еще одной улыбкой, на этот раз слабой и неуверенной.

Надо сказать, что первым человеком, помимо родных, заметившим перемену во внешности и манере Синтии, был Роджер Хэмли — и это притом, что он не видел ее до того, как под воздействием «тошнотворных микстур» она начала поправляться. Но его взгляд